Поздняя любовь. Августин и Красота
Иногда кажется, что самое важное в жизни приходит слишком поздно. Мы ищем в мире — и теряем. Мы гонимся за вещами — и остаёмся пустыми. Мы прикасаемся к видимому, забывая, что истинное всегда было рядом, внутри. Эта драма — драма опоздавшей любви — стала сердцем «Исповедей» Августина Блаженного.
В книге X он произносит строки, которые до сих пор звучат, как молитва и как откровение:«Поздно возлюбил я Тебя, Красота столь древняя и столь новая, поздно возлюбил я Тебя!»
Эти слова — не о сожалении, а о пробуждении. Августин признаётся: он искал Бога во внешнем, в вещах, в удовольствиях, в знаниях, в блеске культуры. Но там он находил лишь отражения, тени, обрывки сияния. Красота, которую он преследовал, всегда ускользала. И вдруг он понял: она не вовне, она внутри. Бог — не в том, что мы потребляем, а в том, что наполняет нас дыханием, смыслом, живым присутствием.
Августин называет Бога Красотой. Но это не та красота, что подвластна взгляду, не игра форм и линий, а Красота «древняя и новая» — вечная и в то же время всегда свежая, как утро. В ней соединяются прошлое и настоящее, память и обновление. Она никогда не устаревает, но и никогда не становится привычной.
В этом парадоксе — «столь древняя и столь новая» — и скрыта тайна духовной жизни. Мы ищем новое, чтобы освободиться от скуки, но подлинное новое всегда рождается из вечного. Мы жаждем обновления, но оно приходит не извне, а из глубины.
Когда Августин говорит: «Ты был со мною, а я не был с Тобою» — он формулирует самую точную метафору человеческого отчуждения. Мы живём в мире, полном присутствия, и не замечаем его. Мы окружены Красотой, и всё же глухи, слепы, равнодушны. Только когда эта Красота внезапно прорывается — через свет, через запах, через прикосновение — человек чувствует, что он не просто зритель, а часть великого дыхания.
Для «Центральной планеты» Августин становится мостом: его молитва — это не только богословие, это универсальный опыт пробуждения. Поздно или рано, но каждый ищущий сталкивается с моментом: всё, что ты искал вовне, уже было в тебе. И то, что казалось потерянным, возвращается как начало.
Красота — это имя Бога, и одновременно зеркало души. Она древняя, потому что старше времени. Она юная, потому что всегда нова. И когда человек открывает её, даже опоздав, он понимает: в вечности нет «слишком поздно". Мы можем читать Августина как святого, как философа, как поэта внутреннего опыта. Но главное — он говорит о нас самих. Каждый человек хотя бы раз в жизни произносит свою версию этой молитвы: «Поздно я полюбил, поздно я понял, поздно я увидел…»
И всё же — никогда не поздно. Потому что Красота, о которой он говорит, всегда древнее и всегда новее нас. Она ждёт, пока мы откроем глаза.
И тогда то, что мы называли «поздно», станет началом. У Августина эта строка — одна из самых пронзительных молитвенных исповедей. Она звучит в его знаменитых «Исповедях» (Confessiones, кн. X, гл. 27):
На латыни:
Sero te amavi, pulchritudo tam antiqua et tam nova, sero te amavi.
Et ecce intus eras et ego foris, ibique te quaerebam,
et in ista formosa quae fecisti deformis irruebam.
Mecum eras, et tecum non eram…
В переводе на русский (цитирую классический перевод Н. Н. Бутлерова):
Поздно возлюбил я Тебя, Красота столь древняя и столь новая, поздно возлюбил я Тебя!
И вот — Ты был внутри меня, а я был снаружи, и там искал Тебя;
и, безобразный, я бросался на прекрасные твои творения.
Ты был со мною, а я не был с Тобою…
Ты позвал и крикнул, и Ты прорвал мою глухоту;
Ты воссиял и рассеял мою слепоту;
Ты распространил благоухание, я вдохнул его, и теперь я жажду Тебя;
я вкусил, и алчу и жажду;
Ты коснулся меня — и я воспылал желанием мира Твоего.
У Августина это молитва-вздох о встрече с Богом — Красотой, которая всегда была рядом, но человек долго её не видел.
